Преподобный

Иоанн Дамаскин

Память 4 декабря

Родиною святого Иоанна был город Дамаск в Сирии. Отец его занимал высокое место у правителя Дамаска и достиг большого благополучия. Вместе с женою они отличались благочестием и преданностью Православной вере.

Когда Иоанн начал подрастать, отец его много сил и средств потратил, чтобы дать ему наилучшее образование. Сам Господь помог в этом: послал ему мудрого и много знающего старца - инока, по имени Косьма.

Сей инок знал философию греческих мудрецов Аристотеля и Платона, изучил геометрию и астрономию, постиг искусство музыки, был силен в диалектике, знал в совершенстве христианское богословие. Несколько лет провёл Иоанн в ученье у старца Косьмы; всё изучил, все науки прошел с таким успехом, что однажды старец Косьма сказал отцу Иоанна:

Вот желание твоё исполнилось: отрок твой уже превосходит меня своей учёностью и не нуждается больше в учителе. Прошу тебя, отпусти меня теперь в монастырь, чтобы перед смертью научиться мне самому высшей духовной мудрости для спасения души.

После ухода старца Косьмы прошло несколько лет, и скончался отец Иоанна. Правитель Дамаска призвал к себе Иоанна и назначил его на должность большую даже, чем занимал его отец.

В это время в Царьграде начались гонения на святые иконы. По приказу царя Льва Исаврянина, всех кто почитал святые иконы, подвергали мучениям, заключению в темницы, ссылкам. Самые иконы велено было вынести из храмов и уничтожить. Царские воины ходили по домам, собирали св. иконы и всенародно сжигали их. Стон и вопли стояли по всей империи. Да и как было не плакать, когда святые лики Спасителя и Божией Матери, перед которыми так привычно было становиться на молитву, с кощунством и издевательствами предавались огню?!

О гонениях на св. иконы скоро стало известно Иоанну. С горячим вдохновением он написал несколько посланий в защиту их. Эти послания очень поддержали и утешили благочестивых людей, но в то же время раздражили еретиков-иконоборцев и прежде всего царя Льва. (Напомним здесь, что Дамаск был в руках арабских халифов, а не византийских царей).

Царь Лев закипел яростью против Иоанна и решил погубить его самым низким образом. Он приказал искусному писцу изучить почерк Иоанна и написать письмо, как бы его рукой, к нему, царю Льву. Это фальшивое письмо было составлено в таких словах:

Сообщаю тебе, царю великой христианской державы и покровителю всех христиан, что наш город плохо охраняется. Если ты, царь, пошлёшь своё войско, оно без труда овладеет Дамаском. Я же тебе окажу всяческую помощь, ибо всё здесь находится в моём ведении.

И другое письмо, уже от себя, велел царь Лев написать арабскому халифу в Дамаск. В этом письме царь писал:

Некий христианин, живущий в твоём городе, побуждает меня к войне с тобою и изменнически обещает свою помощь. Чтобы ты не сомневался в моих словах, посылаю тебе одно из посланий этого христианина. Отыщи его и поступи как хочешь.

Когда эти письма были доставлены Дамасскому халифу, он без труда узнал почерк Иоанна. Тотчас же послал за ним и, не говоря ни слова, показал ему фальшивое письмо. Иоанн сказал: “Почерк мой, но не моя рука это писала. Нужно быть подлым человеком, чтобы решиться на измену своему государю.” Халиф не поверил Иоанну и велел отсечь ему правую руку.

Отсеченная рука была вывешена на площади, на страх всем кто дерзнул бы ещё отважиться на такое дело. А Иоанн, изнемогавший от боли, отведён был в свой дом. Вечером, в надежде, что гнев халифа уже остыл, Иоанн послал к нему слугу просить отсечённую руку. Получив её, он вошёл в свою спальню, пал на колени перед иконой Божией Матери и стал горячо молиться и просить исцеления. Ночью ему было видение: явилась Божия Матерь, смотревшая на него милостивым взглядом, и он услышал слова Её: “Вот рука твоя здорова!”

Проснувшись, Иоанн убедился, что действительно отсечённая кисть руки приросла. Не было границ радости Иоанна. Весь дом его наполнился ликованием. Все пели благодарственные песни Богу. И халиф узнал о чуде с рукой Иоанна. Он пожалел, что так поспешно и необдуманно поступил с ним, и решил вознаградить его, сделав своим первым советником. Но у Иоанна созрела другая мысль: оставить мир с его суетой и тревогами и уйти в монастырь. Как ни уговаривал его халиф, Иоанн остался непреклонен.

Придя домой, он тотчас созвал родственников и объявил о своём решении. Свои богатства он оставил им и велел отпустить всех рабов на свободу, дав каждому столько денег, чтобы он мог начать новую жизнь.

Одевшись в самое простое платье, взяв в суму лишь несколько сухих лепёшек, а в руку — посох, вышел Иоанн ранним утром, как странник, направляя свой путь к Иерусалиму. Поклонившись святым местам, он удалился за Иордан, в пустыню, где в лавре св. Саввы спасались иноки. Игумен тотчас узнал Иоанна и рад был, что такой человек смиренно просит принять его в число братии.

Но кто же осмелится быть старцем и наставником прославленному Иоанну? Все отказывались. Наконец, нашёлся некий старец, простой, но мудрый, который согласился взять к себе Иоанна на послушание.

Первой заповедью старца было: ничего не делать по собственной воле, приносить Богу продолжительные молитвы и непрестанно плакать о своих грехах. Долгое время жил Иоанн у старца, бережно соблюдал все его наставления, слушал его без ропота и прекословия. А старец радовался, видя, с какою скоростью восходит Иоанн всё к большему и высшему совершенству.

Однажды старец, желая испытать послушание и смирение Иоанна, собрал много корзин, которые они вместе плели, и послал его продать их в Дамаск. “Только смотри, — сказал он, — не отдавай по цене меньшей, чем какую я назначаю.” А назначил он цену много большую, чем они стоили.

И пошел Иоанн, ни слова не сказавши старцу о том, что цена слишком высока, что путь далек, что за меньшую цену их можно было бы продать и в Иерусалиме, что, наконец, ему стыдно идти с корзинами на спине в город, где все его знали по прежней богатой жизни. Сказал он только: “Благослови, отче!” — взял корзины и пошел.

Ходил он, нищенски одетый, по площадям и улицам Дамаска, предлагая корзины, но никто не покупал, узнав их цену. Смеялись даже над ним, говоря: “В своем ли ты уме, требуя таких денег?” Никто, конечно, не мог узнать в этом загорелом, запыленном и худом иноке советника халифа Иоанна. Только один человек, прежде бывшим слугой у Иоанна, присмотревшись, догадался, кто это такой. Больно сжалось его сердце при виде своего бывшего господина в нищенском облике. Как бы ничего не зная, подошел он к Иоанну и купил все корзины, дав ту цену, какую Иоанн просил.

Радостным вернулся Иоанн в обитель, чувствуя, что одержал победу над своим самолюбием.

Но, как после приятного и теплого лета приходит сырая осень, а за ней суровая зима; как часто смех и радость сменяются слезами; как после успехов нередко следуют неудачи, — так после хорошо выполненного поручения в Дамаске пришлось Иоанну претерпеть тяжелое испытание.

Среди иноков той лавры, где подвизался Иоанн, было два родных брата, крепко любивших друг друга. Случилось одному из них умереть. Оставшийся неутешно плакал об усопшем. Иоанн утешал его, но скорбь его была так сильна, что против нее бессильны были слова Иоанна. И начал скорбящий инок упрашивать его сложить такую надгробную песнь, которая успокоила бы его душу. Иоанн помнил наказ своего старца — ничего не делать самовольно, и отказывался. Но инок с такой настойчивостью, с такими слезами умолял его, что он не удержался. Скорбь об усопшем брате так была сильна, что передалась Иоанну, и он составил дивное песнопение, которое и сейчас поется в церкви при похоронах:

 

Какая сладость в жизни сей

Земной печали непричастна?

Чье ожиданье не напрасно

И где счастливый из людей?

Все то превратно, все ничтожно,

Что мы с трудом приобрели —

Какая слава на земли

Стоит тверда и непреложна?

Все — пепел, призрак, тень и дым,

Исчезнет все, как вихрь пыльный,

И перед смертью мы стоим

И безоружны и бессильны.

Рука могучего слаба,

Ничтожны царские веленья —

Приими усопшего раба,

Господь, в блаженные селенья!

 

Старца в это время не было в келии. Возвращаясь домой, он услышал голос Иоанна и, войдя, начал строго выговаривать ему: “Так-то скоро забыл ты свои обеты; вместо плача, я слышу песни...” Иоанн пробовал объяснить авве причину пения, показывая написанным им тропарь, наконец, пал ему в ноги и просил прощения. Но авва не хотел ничего слышать и прогнал от себя Иоанна. Целый день провел Иоанн у келии аввы, плача, рыдая и умоляя о прощении. Старец был неумолим. Другие старцы, любившие Иоанна за его кротость и смирение, просили тоже за него и говорили старцу:

Наложи епитимию на согрешившего, но не лишай общения с собой, не гони от себя!

Старец на это ответил: — Если Иоанн хочет получить прощение, пусть своими руками выгребет все нечистоты в лавре.

Услышав эти слова, Иоанн не только не огорчился, но с радостью приступил к назначенному делу. О дивное смирение истинного послушника!

Узнав о глубине смирения и послушания Иоаннова, авва его умилился душой, прибежал к Иоанну, обнял его, целовал те самые руки, которые только что прикасались к нечистоте, и восклицал в радости: “О, какого послушника даровал мне Христос!”

Спустя немного времени явилась старцу в ночном видении сама Пречистая Владычица и повелела ему разрешить Иоанну слагать хвалы и гимны Господу Богу. И потекли с тех пор песни высокого вдохновения из под пера Иоаннова. Лучшим гимном можно считать пасхальный канон:

Воскресения день, просветимся, людие: Пасха, Господня Пасха: от смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас приведе, победную поющия.

Духовный восторг, которым бывают охвачены богомольцы в пасхальную ночь в Иерусалимском храме Воскресения Христова, звучит в этом каноне. Свидетелем этих восторгов часто бывал святой Иоанн, приходя в святой город из своего монастыря, и запечатлел их в дивных стихах, которыми и мы наслаждаемся в светозарную пасхальную ночь.

Прожил св. Иоанн 104 года и отошел ко Господу в иной мир, где нет ни печали, ни воздыханий, но радость и жизнь бесконечная.